Институт прикладной математики и информатики ВНЦ РАН и Правительства РСО-А
Владикавказский математический журнал

О журнале Редколлегия Авторам In English
Архив Ссылки Новости Помощь

Новости из мира математики

[ смотреть по темам ] [ статистика ]

 Укрепите фундамент

   3218 days 19 hours ago (20:13)

Небогатая академическая наука в ущерб исследованиям стратегического значения отвлекается на прикладные проекты, стараясь заработать. Отечественная инновационная сфера остро нуждается в профессиональном менеджменте, который бы связал науку и производство, убежден председатель Уральского отделения Российской Академии наук (УрО РАН) Валерий Черешнев

- Валерий Александрович, расскажите о приоритетных фундаментальных исследованиях, над которыми работает РАН?

- Прорывных направлений выделено в общей сложности около пятидесяти. Космос, высокая энергетика, электрофизика, теоретическая физика, математика, филология — здесь Россия на передовых позициях в мире. Если суммарно — наша наука входит в первую тридцатку, хотя по жизненному уровню мы замыкаем шестой десяток.

В конце января президиум РАН выделил 26 ведущих программ фундаментальных исследований. Это перспектива на ближайшие 2–5 лет. Здесь и физика плазмы, и физико-химическая биология, и исследования биоразнообразия. Добавили программу по генетике, на нее выделено 40 млн рублей. Далее — программа изучения происхождения жизни и биосферы: в ней будут участвовать наши Институт геологии и геохимии, Институт экологии растений и животных. Большая программа — водородная энергетика. Это одно из самых серьезных направлений, которое должно поменять сложившиеся представления о перспективах энергетики, промышленности. «Норильский никель» выделяет на эту программу 40 млн рублей, РАН — столько же. Наш Институт высокотемпературной электрохимии — один из мировых лидеров по этой тематике, поэтому получает хороший грант. Плюс Институт электрофизики и Институт физики металлов. Это будет мощный мозговой штурм. Вкупе на все 26 фундаментальных программ государство выделило 1,877 млрд рублей. Причем объемы финансирования скорректированы с учетом инфляции: в прошлом году было 1,5 млрд рублей. Правда, сравнение со странами «большой семерки» все равно не в нашу пользу: они расходуют на науку 500 млрд долларов в год.

- В каких направлениях особо сильная уральская наука?

- Машиностроение, металлургия, химия, добыча ископаемых — наши традиционные направления, связанные с отраслевой спецификой региональной экономики. Кроме того, экология, биология (у нас прекрасный Институт военной микробиологии), иммунология. За последние 20 лет получило развитие гуманитарное направление, например, в 1988 году созданы Институт истории и археологии и Институт философии и права.

Смычка науки и капитала

- Звучат авторитетные суждения о том, что фундаментальная наука слишком много просит непонятно на что, что надо максимально приблизить ее к запросам реальной экономики, промышленности, больше развивать прикладную отраслевую науку…

- Начнем с того, что Академия наук — единственная сохранившаяся в России научная инфраструктура. Отраслевых институтов было около пяти тысяч, но после ликвидации соответствующих министерств и тысячи не наберется: акционировались, распались на лаборатории и так далее. Раньше было так: Академия наук — это фундаментальные исследования, затем они внедрялись отраслевыми институтами — там велась разработка конкретных изделий, а рядом стоял громадный завод, где эти изделия изготовлялись — полигон для науки. Сейчас, когда инфраструктуру отраслевых институтов сломали, на Академию легли несвойственные ей функции: товарищи, а что и как внедрять будем? Академия никогда этим не занималась. Но не работать же «в стол», дожидаясь лучших времен!

Поэтому академическая наука вынуждена меняться и действительно дрейфует в сторону животрепещущих запросов экономики. Возникают внедренческие фирмы, налаживаются контакты с предприятиями, находятся заказы, создаются конструкторские бюро, инновационные центры, малые предприятия. Масштаб, может быть, небольшой, но передовые разработки и технологии внедряются. У нас в УрО совместно с Минпромнауки и на паях с промышленниками на базе Института металлургии недавно создан Центр трансфера технологий, который по-своему заменил отраслевые институты.

Это помещение в несколько тысяч квадратных метров, цеха. Раз в квартал выпускаем сборник «Новые технологии». Они разработаны нашими институтами в экспериментальных условиях, доведены до опытного образца. Мы говорим промышленникам: пожалуйста, нужна производственная площадка — обращайтесь в наш инновационный центр, организовывайте цех. Промышленники видят: актуальны, допустим, смазки, покрытия, краски, порошки медные или алюминиевые. Наши ученые, химики или металлурги, разрабатывают технологии, инновационный центр их внедряет, создается небольшое наукоемкое производство. Институт электрофизики, например, получил заказ от Уральского электромеханического завода и создал легкий рентгеновский аппарат, всего 16 килограммов. Аналогов в мире нет. Сейчас совместно со свердловскими промышленниками выделяем под новые цеха еще три тысячи квадратных метров. Но это процесс не беспредельный, конечно. поэтому большое внимание обращаем на работу непосредственно на предприятиях. Институт машиноведения контактирует с Уралмашем: там громадные цеха, часть производства остановлена — это готовая площадка. Наши физики, металлурги идут по этому же пути.

- То есть проблема создания наукоемких технологий худо-бедно решается?
- Частично: смазки, порошки… По-настоящему высокие, безотходные технологии достаточно дороги, для них нужны робототехника, автоматизация, круглосуточное производство, качественный контроль, стерильность, надежность. У нас есть такая линия в Перми — производство иммуноглобулина, лекарств. За два года построили небольшой цех стоимостью 7 млн долларов. Но надо же окупать затраты, расширяться. Это еще 20 — 30 млн долларов. И пока мы их ищем, мир идет еще дальше, технологически опережая нас.

Выручает уникальное, штучное производство. Скажем, наш Институт электрофизики делает мощные высокоразрядные импульсные системы. Одну Америка заказала, другую Япония. Но они и стоят по миллиону долларов. Итого чистой прибыли — 500 — 600 тысяч долларов. На эти средства приобретается новейшее оборудование, половина изготовляется самостоятельно. Комплектующие часто американские, японские, а ноу-хау наше, российское.

Антинаучная система

- Значит, несмотря на неполноценное государственное финансирование, технологии, созданные академической наукой, конкурентоспособны?

- Да, но проблема в том, что трудно пробиться на рынки. Скажем, Институт органического синтеза разработал очень мощный противотуберкулезный препарат. Но выйти с ним на рынок чрезвычайно сложно, потому что зарубежные фирмы имеют технологию ликвидации конкурентов. Как вы пробьетесь, если там все занято и поделено? На внутреннем рынке та же картина. Институт технической химии создал прекрасный обезболивающий препарат, ни в чем не уступающий аналогам. Приходят доктора: дайте 100 — 200 ампул, лишь бы опыт накапливать. Но это копейки. А все главные врачи уже заключили договоры с зарубежными фирмами. И так практически по всем отраслям науки. Пока мы прорываемся, на Западе зарабатывают и инвестируют в новые, более совершенные технологии, продукцию.

- Это проблема государственного масштаба, геополитического свойства. И помощь отечественной науке должна быть адекватной.

- Конечно. Внешнеэкономическая политика государства должна строиться таким образом, чтобы законы европейского, международного сообщества позволяли нам находить свою нишу, вклиниваться со своей продукцией. Вот автомат Калашникова — где его только не собирают: в Польше подпольно, в Камбодже, на Кубе. А сам Калашников с этого ничего не имеет. Надо бороться за соблюдение наших прав мировым сообществом. Защита интеллектуальной собственности — самая жгучая проблема. Ученым должно быть выгодно делать открытия, они должны быть защищены и получать соответствующие дивиденды. Обратная сторона медали: один из авторов открытия, выехав за рубеж, напропалую использует его, не советуясь ни с соавторами, ни с государством. В течение этого года будет разработана соответствующая программа законодательных предложений Госдуме и Совету Федерации.

Вместе с тем нужен механизм, который бы запрещал распространение в России зарубежных технологий, если есть отечественные аналоги. И напротив: нет аналогов оборудования — ввоз и таможенное оформление должны происходить по упрощенной схеме.

Живой пример: мы бесплатно получаем по договору научное оборудование из Германии. Нам говорят: заплатите налоги. А откуда у нас 20 — 30 тысяч евро, где их взять? И получается: даже то, что дарят, стоит на таможне. Масса таких случаев. Присылают нам из-за границы скоростные микробиологические культуры. Их надо хранить в холодильнике. Партнеры самолетом переправляют нам ампулу в жидком азоте. Но о ее прибытии в Россию я узнаю от наших таможенников через неделю, когда сроки хранения уже истекли. Приезжаем в аэропорт. Лето, жара 30 градусов. Все наши пробирки лежат на стеллаже. Микробы, конечно, погибли. Я к таможенникам: «Там же написано в холодильнике хранить, вы что делаете? Это срыв всей программы исследований! Эта штука 3 тысячи долларов стоит!». Мне в ответ: «Какой холодильник? Кто за него заплатит?».

- Дело даже не в деньгах, а в имидже, который мы демонстрируем зарубежным партнерам.

- Совершенно точно. Мы заставляем аспиранта из Англии везти пробирочки с микробами, обложенные сухим льдом. Есть договор между Великобританией и Россией, подписанный Академией наук. И налоги уплачены. Но вот сидит капитан таможенной службы и говорит: докажите, что белый порошок в пробирке — это не наркотик. Хорошо, отвечаю, сейчас я привезу из травматологического пункта наркотик и двух мышек в лаборатории возьму. Разведу две дозы, и вы увидите, что одна погибнет, а другая нет. Но что дальше? Вы потребуете доказать, что это не цианистая кислота? И я должен буду принять порошок? До генерала дошли, тот говорит: вы уж извините…

- Это произвол отдельного человека или системы?

- Это инструкция такая в системе. Система абсолютно не адаптирована к потребностям.

ООО «Академия наук»

- Насколько я понял, прибыль, извлеченная из наукоемкого производства, частично реинвестируется в фундаментальные исследования?

- Да. Скажем, в Институте физики металлов одна лаборатория занимается фундаментальными вопросами, например электронной микроскопией металлов. Другая, по соседству, — прикладными вещами: разработали подшипник, внедряют его в Америке и Польше. Они и здесь имеют грант на 100 тысяч долларов, и там на 150 тысяч злотых. Прикладники делятся с фундаментальщиками, это же единый коллектив. Но таких примеров немного, они уникальны. В академическом менталитете очень непросто воспитать прикладную составляющую. Ну не хотят. Прикладники же, которые могут зарабатывать значительно больше в производственной фирме, не всегда понимают, что если намерен изготовлять нечто передовое, то зависим от мозгового центра.

- Кто занимается маркетингом? Все по отдельности, на свой страх и риск?

- В УрО РАН есть отдел внешнеэкономических связей. Восемь человек занимаются перепиской, оформлением виз, их дело — вовремя пригласить гостей и так далее. В Институте электрофизики тоже появился представительский отдел в два-три сотрудника.

- Выходит, Академия постепенно превращается в коммерческую фирму. В этом направлении и будете развиваться?

- Сочетание прикладного и фундаментального аспектов на современном этапе идеально. Но очень не хватает профессиональных организаторов. Как принято в Америке? Доктор наук, он же менеджер. К нему приходят с кафедры: хотим заключить грант, допустим, с Японией. И он оформляет документы в соответствии с международными стандартами и региональной спецификой, лоббирует, беря с каждого гранта 10%. Таким образом, университет получает сотни миллионов долларов, а эти ребята становятся миллионерами. Ценятся их организаторский талант, связи и умение заполнить бумаги. Зарубежных фондов, которые принимают заявки со всего мира, штук двести. Это позволяет университетским лабораториям ежегодно обновлять оборудование на 60 — 70%. Я хотел создать у нас такую же систему. Мне отвечали: «Ты что, с ума сошел? А как же кафедра, эксперименты, аспиранты — как я их брошу?».

- Неужели наши всемирно известные научные школы не могут поставить организаторские кадры? Тогда отчего в вузах не создать соответствующие кафедры, может быть, даже факультеты?

- Ничего не получается. Не хотят наши этим заниматься, им кажется, что это скучно. Ну не привыкли мы зарабатывать. Но я не отчаиваюсь: со временем такие организаторы все равно появятся. Из научных работников: те поездят по миру, изучат международный опыт. И появятся. Заделы есть. За последние два-три месяца кого у нас только не было. Причем не просто в качестве гостей — подписывали договоры. Наши математики с корейцами эффективно сотрудничают. Электрофизиков отправляли в Китай, Южную Корею, Японию, США, Германию. Сейчас готовим поездки в Англию, Индию. У нас ежегодно 500 человек выезжают за рубеж.

Пациент скорее жив

- То, что Академию наук заставляют зарабатывать, это нормальное явление? Ведь на лошадке прикладной науки мы далеко не уедем.

- Конечно, ненормальное. Во всем мире фундаментальная наука содержится государством. В Америке две трети дает государство, треть — спонсоры, которые в очереди стоят, чтобы финансировать науку: это же освобождение от налогов. Или 30% — хоздоговоры: коммерсанты за три-четыре года окупят свои расходы с прибылью. Американская программа изучения Марса, например, на 100% финансируется государством — несколько сотен миллиардов долларов.

У нас есть институты, которые имеют 20% бюджетного финансирования, 20% — гранты, а 60% — хоздоговоры. Но это те, кто научился выживать, кто связан с сырьевыми отраслями, прежде всего с добычей нефти, полезных ископаемых. А есть институты, которые стопроцентно сидят на бюджете. Возьмите фундаментальный институт теоретической физики. Концепция — как и из чего возникает плазма. Пойди продай ее. Разве что за границу, но это эгоистический вариант, не приемлемый для настоящих ученых. Если они возьмутся зарабатывать, придется готовить какой-то продукт, это дополнительные затраты. И это не функции науки.

Многие ребята получили второе высшее образование и ушли в бизнес, преуспевают. Или переехали на Запад. А как же научные школы? Такими темпами лет десять, и они разрушатся. Гитлер же показал, как быстро и просто это происходит. Кого выслали, кого расстреляли, сожгли. До войны все нобелевские лауреаты были из Германии, Дании, Голландии, Англии. Где теперь великая германская наука? До сих пор не может восстановиться. Нобелевские премии получают немцы из США.

Впрочем, за последние лет пять ситуация начала выправляться. Науке должны 4% расходной части бюджета (мировая практика — 5 — 7%), мы получаем 1,6 — 1,8%, это около 30 — 40 млрд рублей. Упор делается на сферы, где больше всего наблюдался отток молодых ученых: физико-химическую биологию, генетику, биотехнологии, где вдобавок существует масса грантов и международных, и отечественных. Если лаборатория работает по 5 — 6 грантам, зарплата сотрудников — 500 — 1000 долларов. Четвертый год существует паритетная программа Российского фонда фундаментальных исследований и правительства Свердловской области: финансируют по пять-шесть проектов, двигают их на международные конкурсы. На всех, конечно, не хватает. Но то, что наши фундаментальщики сегодня ожили, то, что им не приходится искать, как заработать на прикладных вещах, это точно. Недавно по президентской программе дом сдали. Больше половины квартир получили молодые ученые.

- Да, кадры решают все. Как вы оцениваете уровень вузовской подготовки молодых ученых?

- На Урале очень сильные традиции. Создатели уральских научных академических школ академики Заварзин, Грум-Гржимайло, Постовский готовили кадры в вузах и академических лабораториях. Академик Красовский выискивал математически одаренных ребят, следил за ними, начиная с первых школьных классов. А потом этот детский сад шел в университет, аспирантуру, академический институт. Яркий пример — академик Субботин, лауреат Ленинской премии: в 28 лет стал доктором наук. И сегодня школа Красовского жива, работает. На сегодняшний день у нас больше 20 вузовско-академических центров, есть совместные кафедры для студентов старших курсов.

Интервью взял Александр Задорожный




 математические новости:



copyright © 1996-2003, ИПМИ

international phone cards